Но змей родится снова? [= Убить Змея] - Валерий Вайнин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вертись возле него, шалава, и не упускай из виду. — Голос Ивана Гавриловича как-то вдруг очистился от кашля и хрипоты. — Для этого и существует твоя задиристая задница.
— Ну да, задница! А у этой девчонки…
— Делай что велено! Девчонка эта долго не протянет! — Низенький и щуплый директор с легкостью швырнул пышнотелую Галину животом на стол и задрал ей сзади юбку. — Не тушуйся, заманивай его своими прелестями!
Географичка взвизгнула.
— Ой, не надо!
Одним резким движением директор сдернул с нее колготки и трусики.
— Раздвинь ляжки, персик! — приказал он и, приспустив на себе штаны, вонзил в ее телеса увесистый член. — Вот так, вот так, потренируемся…
— Ненавижу! — вскричала Галина Даниловна. — Подонок!
Однако она постанывала от удовольствия.
Из окна «жигуленка» Даша посмотрела на здание школы.
— Симпатичный дедуля.
— Чересчур, — задумчиво отозвался Глеб.
— Что ты имеешь в виду?
— Только то, что сказал.
Пятый день весны тоже выдался пасмурный. Спасибо, хоть не было дождя, и Глеб гнал свой «жигуленок» настолько быстро, насколько позволяли дороги, потоки транспорта и служба ГАИ. Достав из дубленки пачку сигарет, Даша повертела ее в руке и выкинула в окошко.
— Странно, — проговорила она, — все нормальные люди бросают курить с трудом, а мне хоть бы хны.
— Поздравляю, — усмехнулся Глеб. — А город-то зачем засорять?
— Извините, сэр Майкл. Остановите: я подберу.
— Ладно уж. Но впредь остерегись.
— Нет, правда, я сама не терплю такого свинства. Давай подберем.
— На обратном пути. Запомни место.
Они рассмеялись. И Даша спросила:
— А ты чем вчера занимался?
— Глупостями.
— Какими? Давай подробности.
— Дашка, дай поразмышлять. Создай условия.
— Да пожалуйста! Думаешь, мне охота с тобой трепаться? У меня самой мыслей, как у дурака махорки.
До Мытищ они ухитрились доехать молча. Затем Глеб дважды выходил из машины и, назвав адрес колдуньи, просил у прохожих подсказки. Прохожие как-то многозначительно усмехались, но подсказывали охотно. И в конце концов после недолгого блуждания «жигуленок» Глеба остановился возле жиденького забора, за которым виднелся покосившийся домишко — обычное жилье колдуний.
— Посиди пока в машине, ладно? — попросил Дашу Глеб, выходя.
Даша тут же вышла следом.
— Ладно-ладно, я здесь постою, — пообещала она.
— Только без фокусов! — Глеб отворил просевшую калитку и зашагал по тропе, расчищенной в сугробе.
Дом казался нежилым, даже дымок над печной трубой не вился. Входа было два: один (застекленная верандочка), очевидно, летний, другой, тот, что подальше, использовался, похоже, в холодное время года. Вот к тому-то входу Глеб и направился. Дверь вполне соответствовала общему антуражу: обшарпанная и потрескавшаяся — ни ручки, ни звонка. Глеб попробовал заглянуть в окно, однако оно оказалось завешено изнутри темной тряпкой. Глеб собрался уж было в него постучать, но вдруг услыхал со стороны веранды испуганный Дашин возглас. Чертыхнувшись, Глеб бросился к летнему входу.
Он увидел Дашу, обалдело замеревшую внутри веранды. А из дома, через распахнутую дверь, на нее лилась визгливая ругань:
— Кыш отсюда, мерзавка! Нечего тут высматривать! Пошла прочь, лярва!
— Но послушайте, — пыталась оправдаться Даша, — я ведь хотела только…
— Нечего мне слушать! Катись, кому сказала!
— Но я хочу только задать вам…
— Я тебе задам, прошмандовка! Так задам, костей не соберешь!
Взбежав на крыльцо веранды, Глеб разглядел в полумраке дома безобразную старуху, одетую в засаленный халат, на ворот которого ниспадали длинные свалявшиеся патлы. При появлении Глеба эта злосчастная образина будто захлебнулась своей руганью и чуть отступила в глубь комнаты.
— Кого ты привела, мерзавка?! — прокаркала она. — Думаешь, я не справлюсь с вами обоими?!
От изумления брови Глеба взлетели вверх. Слегка отстранив обомлевшую Дашу, он шагнул к порогу, за которым агрессивно ощетинилась старуха.
— Графиня? — тихо проговорил он. — Наталья Дмитриевна?
Вздрогнув, старуха так и подалась ему навстречу.
— Боже мой… Глеб Михайлович… — Голос ее зазвучал вдруг нежно, как серебряный колокольчик. — Неужели это вы?
Воздух вокруг старухи внезапно загустел и заклубился, как дым, и вся она словно погрузилась в клубящийся белый омут. Комната вдруг вспыхнула ярким светом, засверкала огнями, и дым рассеялся, будто от дуновения ветерка. На месте безобразной старухи стояла взволнованная пожилая дама, седеющие волосы которой уложены были в старомодную прическу, а длинное дорогое платье, казалось, было сшито для дворянского бала.
Дама перешагнула порог, и они с Глебом троекратно расцеловались.
— Неплохая маскировка, мадам, — улыбнулся Глеб. — И ругаться вы наловчились, как… Не знаю, приятен ли вам подобный комплимент, графиня.
Графиня зарделась.
— Вы же сами, сударь, понуждали меня одолеть эту науку. Али запамятовали?
— Помню, — подтвердил Глеб, — и ничуть о том не сожалею.
Даша пошатнулась и оперлась о его руку.
— Дамы и господа, могу я тут на что-нибудь присесть?
Глеб обнял ее за плечи.
— Просил ведь: подожди в машине.
Пожилая дама виновато проговорила:
— Душечка, не знаю, сможете ли вы меня простить, но поверьте: недостойное мое поведение имеет свои причины. Если бы я знала, что вы пришли с Глебом Михайловичем… Извините меня и не принимайте всерьез брань выжившей из ума старухи. В утешение вам должна заметить: за свои сто двенадцать лет я не встречала женщины, красота которой могла бы равняться с вашей.
Дашины щеки заалели, как маков цвет.
— Благодарю вас, графиня, вы слишком ко мне снисходительны. И вам не пристало оправдываться. Я и без того уверена, что ни характер ваш, ни воспитание не позволили бы вам обидеть кого-либо понапрасну.
Глеб с усмешкой на нее покосился.
— Каков стиль, блин!
— Не встревай в базар, — в тон ему ответила Даша. — Я с детства тонкий стилист. Не усёк разве?
Графиня рассмеялась.
— Вижу, сударыня, мне придется брать у вас уроки.
— Да это я так… — вздохнула Даша, — от девичьей застенчивости.
Графиня лукаво посмотрела на Глеба.